Приключение с большим пальцем инженера - Страница 4

В Ридинге мне нужно было не только сменить поезд, но отправиться с другого вокзала. Однако я успел на последний поезд в Эйфорд и после одиннадцати сошел на маленькой, тускло освещенной станции. Больше никто с поезда не сошел, а на платформе не было никого, кроме сонного носильщика с фонарем. Однако когда я вышел за калитку, то увидел, что мой утренний знакомец ждет в тени по ту ее сторону. Не говоря ни слова, он ухватил меня за локоть и потащил к карете с открытой дверцей. Он поднял стекла в обеих дверцах, постучал по стенке, и мы покатили вперед со всей быстротой, на какую была способна лошадь.

– Одна лошадь? – перебил Холмс.

– Да, только одна.

– А масть вы заметили?

– Да. Я разглядел ее в свете бокового фонаря, когда влезал в карету. Гнедая.

– Вид усталый или свежий?

– Совершенно свежий, шерсть так и лоснилась.

– Благодарю вас. Простите, что перебил. Прошу, продолжите ваш чрезвычайно интересный рассказ.

– Ну, так мы покатили вперед и ехали по меньшей мере около часа. Полковник Лизандер Старк упомянул, что ехать надо будет миль семь, но, судя по быстроте, с какой мы ехали, и по времени, которого это потребовало, расстояние было ближе к двенадцати милям. Все это время он сидел рядом со мной и молчал, и я замечал всякий раз, когда косился на него, что он просто сверлит меня взглядом. Деревенские дороги в этих краях, видимо, довольно скверные, так как нас жутко трясло и раскачивало. Я поглядывал на окна, пытаясь увидеть, где мы едем, но стекла были матовые, и я ничего не видел, если не считать смутного света фонарей изредка. Порой я пытался завязать разговор, чтобы облегчить монотонность езды, но полковник отвечал лишь «да» или «нет», и мне оставалось только замолчать. Наконец, однако, тряска прекратилась, колеса покатили по гладко утрамбованному гравию подъездной дороги, и карета остановилась. Полковник Лизандер Старк выпрыгнул наружу и, едва я вылез следом за ним, увлек меня на крыльцо, зиявшее открытой дверью. Мы, так сказать, вышли из кареты прямо в прихожую, и я даже не успел взглянуть на фасад дома. Едва я переступил порог, как дверь захлопнулась за нами, и я с трудом расслышал стук колес уезжающей кареты.

Внутри дома было темно, хоть глаз выколи, и полковник начал нащупывать спички, что-то бормоча себе под нос. Внезапно в другом конце коридора отворилась дверь, и навстречу упал нам золотой сноп света. Он расширился, и появилась женщина с лампой в руке, которую она поднимала над головой, вытягивая шею и щурясь на нас. Я увидел, что она миловидна, а блеск ее темного платья свидетельствовал, что сшито оно из дорогой материи. Она произнесла несколько слов на каком-то иностранном языке вопросительным тоном, а когда мой спутник ответил сердито и односложно, так вздрогнула, что лампа чуть не выскользнула из ее руки. Полковник Старк подошел к ней, прошептал что-то ей на ухо и втолкнул назад в комнату, из которой она вышла, а затем направился назад ко мне с лампой в руке.

«Не будете ли вы так добры подождать несколько минут вот тут?» – сказал он, распахивая другую дверь. За ней оказалась очень небольшая, просто обставленная комнатка. На круглом столе в ее середине лежали немецкие книги. Полковник Старк поставил лампу на фисгармонию возле двери. «Я не заставлю вас ждать дольше минуты», – сказал он и исчез в темноте.

Я оглядел книги на столе и, хотя немецкого я не знаю, сообразил, что две были научными трактатами, а остальные – томиками стихов. Затем я подошел к окну в надежде увидеть окружающую местность, но с той стороны ее закрывали толстые дубовые ставни с тяжелым засовом. В доме этом царила поразительная тишина. Где-то в коридоре громко тикали старинные часы, но только они нарушали мертвое безмолвие. Мной начала овладевать смутная тревога. Кем были эти немцы и почему они поселились в этом странном захолустье? И где, собственно, я сейчас нахожусь? Милях в десяти от Эйфорда, вот и все, что я знал. Но на севере ли, на юге, востоке или западе, я себе не представлял. Однако, если на то пошло, Ридинг, а то и другие города находились в пределах этого радиуса, и потому место это, возможно, все-таки было не таким уединенным. Однако абсолютная тишина указывала на сельскую местность. Я расхаживал взад-вперед по комнате, что-то тихонько напевал, чтобы поддержать бодрость духа, и чувствовал, что сполна зарабатываю свои пятьдесят гиней.

Внезапно, без малейшего предупреждающего звука, дверь в абсолютной тишине медленно открылась. В проеме стояла та женщина, позади нее чернел мрак коридора, а желтый свет моей лампы озарял ее взволнованное красивое лицо. Я сразу узнал, что она вне себя от страха, и мое собственное сердце похолодело. Она подняла дрожащий палец, предупреждая, чтобы я молчал, и прошептала несколько слов на ломаном английском языке, а ее глаза, будто у испуганной лошади, косились назад во мрак коридора.

«Я ушла бы, – сказала она, пытаясь говорить как можно спокойней. – Я ушла бы. Я бы не осталась здесь. Ничего хорошего вам не сделать»

«Но, сударыня, – сказал я, – того, ради чего я приехал, я еще не сделал и никак не могу уехать, не увидев машины».

«Не стоит вашего времени ждать, – продолжала она. – Вы можете пройти через дверь, никто не мешает». А затем, видя, как я улыбнулся и покачал головой, она внезапно утратила сдержанность и шагнула вперед, заламывая руки: «Ради всего святого, – прошептала она, – уйдите отсюда, пока не стало поздно!»

Но я человек упрямый и особенно охотно берусь за дело, если есть какие-то препятствия. Я подумал о пятидесяти гинеях, о тяжелом пути, который проделал, и о неприятной ночи, видимо ожидающей меня. Так все это было зазря? С какой стати мне сбегать, не выполнив заказа и без оплаты, мне положенной? А потому с твердостью – хотя ее поведение подействовало на меня сильнее, чем я хотел признать, – я продолжал покачивать головой и твердить о моем намерении остаться тут. Она хотела возобновить свои мольбы, но тут вверху хлопнула дверь и на лестнице послышались шаги двух человек. Она секунду прислушивалась, затем всплеснула руками в отчаянии и исчезла так же внезапно и бесшумно, как появилась.